«Общий долг государства и предпринимателей состоит в объединении усилий для процветания общества»
НазадПрезидент группы компаний «Новард» Андрей Илиопуло и директор по связям с общественностью и ответственности бизнеса Мария Захарова рассказали проекту «Социальная карта бизнеса» о том, что, на их взгляд, главное в благотворительной деятельности владельцев частных капиталов и почему в России это «главное» смазывается.
Почему в России состоятельные люди занимаются благотворительностью и меценатством? Существует мнение, что это дополнительная десятина, которую все богатые люди должны платить. Что их мотивирует на самом деле?
А.И.: Богатые люди на виду. Но благотворительностью занимаются далеко не только состоятельные люди. Поскольку богатые составляют меньшую часть населения, к ним особое внимание. Важно помнить, что, как говорил Преподобный Варсонофий Оптинский, «можно обладать миллионами, но сердце иметь у Бога и спастись. Можно привязаться к деньгам и в бедности погибнуть. То, что исходит от чистого сердца, от искреннего желания помочь кому-то, это и есть благотворительность настоящая. Для этого не нужно быть богатым или бедным, достаточно иметь желание или даже добрые помыслы. Можно вообще не иметь средств, но, думая хорошо о людях, оказывать им ещё большую помощь, чем деньгами. Все относительно.
М.З.: Есть определённые правила в этой жизни: государство, по мере возможности, поддерживает бизнес, бизнес поддерживает государство. Я бы даже не стала эту историю связывать с благотворительностью. Естественно, благотворительность – это добрая воля человека. Недаром в дореволюционной России некоторые купцы до 100% прибыли тратили на благотворительность. И это после уплаты налогов.
Правильно ли, что в России есть благотворительность массовая в обществе, среди людей, которых никто не принуждает, а есть долг бизнеса и состоятельных людей?
А.И.: Понимание долга у каждого свое. Роль государства, скажем, состоит в создании и укреплении условий для развития общества. Вот, к примеру, предприниматель реализует свою работу в каком-то регионе, к нему приходят местные власти и говорят: «Ты молодец, ты делаешь нужное дело, платишь налоги, но у нас есть еще реальные проблемы, мог бы ты поучаствовать?» Он говорит: «Да, конечно, я поучаствую». Суть в том, что предприниматель, чаще всего, заинтересован в развитии того общества, среди которого он работает. Местные же власти, управа, администрация, одним словом, не менее в этом заинтересована. И вот здесь как раз пересекается общий интерес, на основе которого рождаются прекрасные проекты ГЧП. В итоге выигрывают все стороны.
Мы знаем, что Вы долгое время самостоятельно финансировали реконструкцию детского приюта. Чем Вы руководствовались при выборе этого объекта?
А.И.: Исторически сложилось, что у нас теплые отношения с патриаршим подворьем Николо-Перервинского монастыря и настоятелем Владимиром Чувикиным. Это первое. А второе – монастырь является уникальным явлением: там есть семинария, там был раньше приют для глухонемых детей до революции. В советское время там была школа, потом произошёл пожар, здание было разрушено. В целом, идея просвещения в России – важнейшее поле деятельности и, исходя из этого, у нас совместно с монастырем возникла идея восстановить здание и создать в нем гимназию. Так потихоньку сложилось понимание необходимости существования этого здания как своего рода просветительского центра, где детям с самого раннего возраста будут создавать условия для того, чтобы они познавали смысл жизни, в том числе, через обучение с любовью. Недаром говорят учение, что учение – свет, а не учение – тьма. И в 2006 году был создан фонд, о котором вы слышали, «Неопалимая Купина», и началось строительство, в том числе и с привлечением средств через подрядчиков «Сити-XXI век», это дочерняя компания «Новард Групп». Правительство Москвы поддержало проект, выделило субсидию. Без их средств невозможно было бы представить это здание в том виде, в котором оно сегодня существует. В 2013 году в Центре была открыта общеобразовательная Гимназия, в которой сегодня обучается около 80 детей. В Гимназии реализуются различные направления деятельности, включая изучение греческой культуры и греческого языка, истории Церкви, в том числе, Византии. При этом, в учреждении обучаются самые разные детки, в том числе, из семей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, которые также имеют возможность проживать в Центре. Центр, кстати, обладает потенциалом и для инклюзивного образования.
М.З.: Без средств Группы компаний «Новард» это было бы очень сложно сделать. И без участия «Сити-XXI». И без участия государства. Поэтому этот проект можно назвать успешным примером проекта ГЧП, который также проистекает из личных ценностей и особого мировоззрения инициаторов всего процесса. Вообще, никакого особого секрета успеха в принципе не существует, так как, если у держателей процесса есть вера в дело, любовь к нему и надежда на процветание идеи, олицетворением которой является, в том числе, обозначенный проект, то все обязательно гармонично складывается.
Как состоятельные филантропы оценивают целесообразность проектов?
А.И.: Конечно, у меня есть свое видение, и в то же время, для меня важно мнение моих партнеров и коллег перед принятием решения по выделению средств, поэтому мы советуемся между собой. Слава Богу, в окружении есть люди, которые помогают оценить целесообразность этих проектов. В компании функционирует отдельное подразделение, которое отвечает за осуществление благотворительной деятельности. Важно отметить, что вся стратегия с социальной сфере, если так можно выражаться, не противоречит, а лаконично вписывается и в мои личные представления о том, кому и как надо помогать. Что касается эффективности, хотел бы отметить, что как раз в ее отношении не даром говорят, что творить благие дела стоит с рассудительностью. Ведь можно на тысячу рублей, грубо говоря, накормить двух людей, а можно десятерых, поэтому мы в компании стараемся оценивать эффект. Впервые в этом году провели анализ результативности деятельности в 2014 году. Дело это не бесполезное. Кстати, исследование «Ценностные основы социальной деятельности российского предпринимательства», которое мы провели, показывает, что, чем меньше компания, тем ближе находится владелец к принятию решения о распределении и организации благотворительных средств. Чем крупнее компания, тем более систематизирована эта деятельность. 
М.З.: Как мне сказал Андрей Андреевич однажды, и президент может ошибаться. Он всегда советуется и вообще он не самоуверенный человек. Большая радость, когда тебе доверяют. Лично мне отрадно, что и мое видение не является для него последним. Есть и другие сведущие товарищи в компании, с которыми мы в одной рабочей группе, чье мнение не менее важно, чем мое.
Воспринимают ли благотворители свои пожертвования как социальные инвестиции и как оценивается эффект от этих инвестиций?
А.И.: Любой эффект можно оценить. Всё зависит от цели. Если цель – повысить уровень образования, то измерить это можно тем, сколько учеников обучается, как они учатся, какой рейтинг у гимназии. Конечно, у нас есть цель глобальная – укрепление духовно-нравственных ценностей. И одним из приоритетов является просветительская деятельность. Отложенный результат мы стараемся измерить в каждом проекте индивидуально, потому что проекты очень разные. Есть помощь Церкви, как измерить эффект? Вот, к примеру, мы помогаем «Правмиру», и измеряем эффект количеством людей, которые регулярно посещают сайт и до которых доносится информация, в создании которой мы играем определенную роль с точки зрения софинансирования. Мы понимаем, что эффект и возврат не измеряется деньгами и монетизировать его неправильно, но его можно измерить. И всё это закладывается в целеполагание.
Насколько популярно в России развитие частных благотворительных фондов?
А.И.: Может, в России в прошлом десятилетии практически отсутствовало доверие к фондам у населения. Однако сегодня можно наблюдать, что доверие растет. И показателем является появление все большего числа фондов, которые работают непосредственно с общественностью. Взять, к примеру, Фонд «Вера», «Подари жизнь», «Жизнь как чудо» и другие. Более того, появляются реальные проекты, которые приводят к реальным результатам, и вся эта история, к тому же, является прозрачной и понятной. М.З.: Деятельность фондов призвана формировать доверие со стороны общественности. Мы с вами понимаем, что самый главный благодетель — это наши сограждане. Компания может давать деньги, может не давать, а если есть фонд, то это дает большую возможность общественности соучаствовать в реализации проектов. В частности, фонд, который учрежден нашей компанией, «Неопалимая Купина», ориентирован на фандрайзинг среди общества. Да, он свою функцию выполнил по сбору средств для строительства Центра, о котором ранее говорилось. Сейчас мы развиваем другие направления в рамках этого фонда: помощь детям с нарушением опорно-двигательного аппарата, например. Как мы это делаем? Ищем нуждающихся деток, сотрудничаем с рядом других фондов («Милосердие», «Православие и Мир», «Русфонд» и другие), собираем средства, организуем лечение. И делаем мы это, подчеркну, не только на корпоративные деньги, а также на собранные средства извне. Могут ли известные состоятельные люди стать стимуляторами общественного доверия к благотворительности? А.И.: Более того, не могут стать, а являются. Вообще публичные люди зачастую являются основой для формирования общественного мнения. Ингеборге Дапкунайте, Чулпан Хаматова, Константин Хабенский и многие другие – посмотрите, каким благим делом заняты эти, казалось бы, не связанные напрямую с благотворительностью люди. Почему? Потому, что они осознают свои возможности перед обществом и хотят помогать. И среди владельцев частных капиталов, слава Богу, если люди, которых по праву можно сравнить с сознательнейшими купцами золотого века, чья меценатская деятельность исходила, прежде всего, из сердца. М.З.: Те, кто составляют верхушку социальной лестницы, не словом, а делом доказывают важность социальной деятельности. Да, рынок благотворительности сегодня оценивается сотнями миллиардов рублей, у которых источник, зачастую – узкий круг лиц, но что в этом плохого? Именно они призваны стать катализатором изменения нас, общества, к лучшему. Если будет запал сверху, хороший пример, то неминуемо это увидят и внизу. А солнце ведь светит для всех одинаково…
Государство как-то регулирует филантропическую деятельность состоятельных россиян? В чем его роль в данной ситуации?
А.И.: Я говорил ранее, в чем роль государства. Будет оптимально, если найдется как можно больше точек рандеву, где интересы государства и бизнеса, отдельных граждан пересекутся. Тогда возможна синергия: успешное сотрудничество для построения здорового общества. Все предпосылки для этого есть. Важен диалог, которому предшествует сознательное желание менять жизнь к лучшему. Я согласен с профессором Осиповым, который говорит, что успешная компания — это не обязательно та компания, которая является транснациональной корпорацией и генерирует миллионы прибыли. Успешная компания – это та компания, которая делает доброе дело. Однако не будем забывать, что без финансовой отдачи, экономической эффективности доброе дело ограничится намерениями, а не конкретными результатами. Все эти аспекты являются важными звеньями одной цепи.
Как будут выстраиваться в условиях нестабильности отношения между государством и состоятельными благотворителями?
А.И.: Общий долг государства и предпринимателей состоит в объединении усилий для процветания общества. Бизнес может давать деньги, давать pro bono свои ресурсы, чтобы помогать обществу развиваться. Роль же государства - поддерживать инициативы, давать коридор для их реализации. Приведу пример из дореволюционной России: достопочтенный купец Алексеев, став градоначальником Москвы, в том числе, своими собственными средствами вложился в организацию водопровода в городе. Так вот, к каждому зданию были подведены трубы, кроме одного – дома, где проживал сам Николай Александрович. И еще сколько имен хранит наша история, а это – сотни тысяч людей, которые своим личным участием облагораживали общество при непосредственной поддержке государства.
Почему наши филантропы отстают по объемам социальных инвестиций от западных коллег?
М.З.: Почему на западе занимаются этим больше? А кто сказал, что больше, кстати? По разным причинам, я думаю, подход к благотворительности разный везде. Понимаете, в Америке идею национальную сформировало протестантство, там одна мотивация и одни условия для людей. В Индии другие, в Китае третьи, в Африке четвертые. В целом, это здорово, что там жертвуют. Но не забывайте, что все очень относительно, и то, что мы видим, может, не являться объективной реальностью.
А.И.: Я бы не стал говорить, что там больше занимаются благотворительностью, а у нас меньше. Я бы даже не стал сравнивать эти истории: там свои ценности, своя ментальность, свои мотивы. Мы, кстати, в рамках исследования сравнивали западные компании с российскими в части мотивации. И исследование показало, что они благотворительностью, социальной деятельностью занимаются из более практичных интересов, направленных на удовлетворение, прежде всего, материальных нужд. Но человеку русскому больше нужен какой-то высший смысл. Может, поэтому в России не до конца систематизирована благотворительность, что наши люди не всегда рационально мыслят, а творят добро по велению сердца, что логичному анализу едва ли может поддаться.
Источник: Социальная карта бизнеса